Финансовая газета - Как не оказаться в «грузовике, набитом нитроглицерином»

Сбалансированные стимулы ускорения

Ловушка для процентов

Заметное не без усилий Росстата (упоминаю об этом без иронии, поскольку пересмотр методологии расчетов макропоказателей по национальным счетам давно назрел) обмеление прошлогоднего спада и нетривиальные результаты января (по тому же промвыпуску) разогрели прогнозные ожидания. В МЭР предсказывают годовой прирост ВВП около 2%. В ЦБ РФ пока "замахнулись" лишь на первые два квартала. Но тоже оптимистически: в январе-марте по отношению к октябрю-декабрю 2016 г. сезонно очищенный ВВП прибавит 0,6%, в апреле-июне квартал к кварталу - 0,8%.

В экспертном сообществе настроены поумереннее - экономическая скорость-2017 укладывается в интервал 0,7-1,5% (с медианным значением в 1,2%). При этом оценки как повышаются, так и снижаются (в Альфа-банке, к примеру, с 1,5% до 0,8%). Главное основание тому (помимо малой предсказуемости раскладов во внешних рисках) - разнообразие впечатлений от наблюдаемой неустойчивости внутреннего потребительского и инвестиционного спроса. Складывающаяся макрохозяйственная картина, действительно, требует оговорок.

Ясно, что замедление инфляции происходит быстрее ожиданий. По данным Росстата, к 6 марта рост цен в годовом выражении составил 4,5%. В Банке России констатировали: отклонение от целевой траектории сократилось, повысив вероятность достижения 4%-ного рубежа потребительскими ценами к концу года. В МЭР не исключают, что это может случиться и ранее. Тем не менее у «медали» есть и оборотная сторона. По результатам опросов «инФОМ», в феврале снижение инфляционных ожиданий приостановилось. Прямая оценка, т.е. медианное значение ожидаемого увеличения цен на следующие 12 месяцев, после сокращения два месяца подряд вновь выросла до уровня чуть выше декабря-2016 (на 1,4 п.п. - до 12,9%).

К декабрьским рубежам вернулись и «самоощущения» изменений материального положения. Их явное улучшение в январе к началу весны практически сошло на нет. Доля тех, кто говорит об ухудшении, подросла на 3 п.п. - до 38%. В то же время на 2 п.п. (до 59%) увеличилась доля граждан, которым приходилось экономить на покупках (прежде всего одежды и обуви). Исследование «Ромир» потребительского поведения в феврале показывает: расходы россиян оказались на пятилетнем минимуме, если соотносить последние месяцы зим 2013-2017 гг.

Медленное с периодическими реверсами восстановление потребления - значимое ограничение общеэкономического роста. Закрепление российского хозяйства на восходящей траектории с соответствующим оживлением потребительского спроса при прочих равных условиях способно усилить инфляционное давление. Поэтому ЦБ РФ предстоит очень плавное смягчение денежно-кредитной политики. Как объясняют центральные банкиры, при инфляции в 4% ключевая ставка может быть на уровне 6,5-7,0%. В ближайшие месяцы потенциал снижения хоть и ограничен, но остается. Однако участники рынка уверены, что к концу года ставка окажется не меньше 8,5%. Центробанк будет какое-то время закреплять достигнутую инфляционную цель.

Этот рубеж обычно (и в целом вполне правомерно) рассматривается как важнейшее условие «включения» мотора частных инвестиций. Итоги 2016 г. показали, что они понемногу начинают выходить из летаргического сна (общий объем вложений в основной капитал потерял 0,9%). На 2017 г. МЭР прогнозирует рост показателя на 0,8%. Вместе с тем оживление может оказаться несбалансированным, если закрепятся прошлогодние тренды - рост на 14% в добывающих отраслях (увеличение доли с 19,9% до 22,7%) и падение на 12% в обработке (сокращение удельного веса с 18,4% до 16,8%).

Судя по опросам ИЭП им. Е.Т. Гайдара, инвестиционные планы предприятий вышли в феврале на уровень 5-летнего максимума, вернувшись в относительно благополучный 2012 г. В то же время они наталкиваются на новую комбинацию ограничений росту. В первой «тройке» - недостаточный внутренний спрос, неясность текущей экономической ситуации и ее перспектив, снижение возможностей для экспорта вследствие колебаний валютного курса. Их назвали соответственно 55, 49 и 36% респондентов.

Цифры эти, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что потенциал ожидаемого роста не слишком высок. А его расширение, как и вообще сбываемость прогнозов, в нынешних обстоятельствах решающим образом зависит от содержания экономической политики. Поддержание статус-кво, по сути, запирает будущую динамику в двухпроцентном гетто, вырваться из которого не позволят структурные ограничения (нарастающие дисбалансы на рынке труда, старение населения и производственных мощностей, дискомфорт в бизнес-среде, уровень конкурентоспособности и т.п.). При этом «отрастающая» нефть (а поступательность процесса, как показала первая декада марта, остается под вопросом) на деле способна лишь ускорить приближение к «предельной планке».

Логика структурной повестки

Простые решения задачи ускорения экономики чреваты новым кризисом. Системный подход в настоящее время пребывает преимущественно в «пере и чернильнице». Тем не менее точка отсчета уже поставлена. На мой взгляд, это действия российских денежных властей в последние два с небольшим года - таргетирование инфляции вкупе с политикой плавающего курса рубля и переход к сквозному регулированию финансовых рынков из единого «политического центра», т.е. Банка России.

На деле все это - новые рыночные институты, возникающие в ходе структурной реформы отечественного денежного хозяйства, заставляющие адаптироваться к ним всю экономику. Результаты и последствия, готов признать, для многих моих коллег по экспертному цеху небесспорны. Вместе с тем выход из рецессии и запуск восстановительных процессов без опоры на действия центральных банкиров были бы гораздо более многотрудными и растянутыми во времени. К тому же хорошо бы вспомнить, что «ступенчатая» девальвация в прошлый кризис стоила около $220 млрд из международных резервов. Нынче курсовая политика оборачивается их экономией.

Главная проблема, как представляется, в другом - а именно в неснижающемся риске асинхронности структурно-политических усилий в разных «подъездах» здания госуправления.

Иными словами, денежно-кредитный авангард резко ушел в отрыв, а «основные силы» под­отстали. Спору нет, есть подвижки в бюджетной политике, которая медленно, но все-таки встает на курс снижения госрасходов и повышения их эффективности. Резервы колоссальны, до 15-20% - излишки почти по каждой статье. Отсюда и намерения ввести пусть и временное, но внятное бюджетное правило, реформировать госзаказ, провести ревизию федеральных целевых программ (ФЦП) и многое другое. Потенциал перераспределения в пользу человеческого капитала (прежде всего образования и здравоохранения) и гос­инвестиций в инфраструктуру весом. Но задействовать его без структурных перемен у «реципиентов» не получится.

Идущая полным ходом дискуссия о будущем налоговой системы упирается в те же вопросы. В конце февраля Euromonitor International сообщил: зарплаты в промышленности РФ за три года сократились с $3,5 до $2,7 в час и оказались ниже китайских ($3,6 в час). Средние зарплаты по экономике в целом, впрочем, пока в паритете - по $3,3 в час. Казалось бы, вот и искомое конкурентное преимущество. Использовать его, однако, «в лоб» трудно. Уровень потребления и без того слишком низок. Но можно зайти с другой стороны - снизить labor costs unit для бизнеса за счет сокращения этой части фискального бремени (его в целом еще тоже предстоит правильно подсчитать, учитывая все обязательные неналоговые платежи, число которых перевалило за сотню). Предложений на этот счет (в том числе у МЭР и Минфина) немало. Но все они упираются в величину страховых взносов, расчетная комфортность которых для российского капитала отнюдь не тождественна таковой для существующей пенсионной системы и других социальных секторов. Поэтому их реформирование - принципиальная часть структурной повестки, когда выбор ясен и однозначен - либо перезагрузка «социалки» и конкурентоспособность бизнеса, либо прогрессирующая деградация и того, и другого.

Для экспертных размышлений - это также вопрос, что выгоднее для предпринимательского класса уже на среднесрочном треке. Последовательное снижение издержек неадекватного госрегулирования или накачка экономики деньгами при низком качестве фининститутов (и без того пребывающих в стойком дефиците), призванных обеспечивать генерацию и движение потоков «длинной ликвидности». Для многих моих коллег ответ неочевиден. Но и этот факт, полагаю, повод задуматься над тем, что у уже начатых структурных реформ есть своя логика.

Любой органический рост, как известно, основывается на производительности труда. В современных моделях оптимизации ее факторов выделяются пять главных групп - труд, капитал (инвестиции), технологический прогресс (инновации), инфраструктура с логистикой и качество институтов. Причем последнее выступает своего рода интегратором, отвечающим за общую синергию. Работа же над качеством институционально-регулятивной среды - это и есть структурные реформы. Цена вопроса, по самым скромным подсчетам, - 2-3% потенциального дополнительного роста ВВП. Одно только избыточное административно-надзорное бре­­мя создает в год издержек для бизнеса более 800 млрд руб., около 2% ВВП - потери от неразвитости конкуренции и отсутствия хотя бы трехлетних графиков изменений тарифов естественных монополий.

Преодоление структурных ограничений росту имеет еще одно измерение - выстраивание долгосрочного контракта между государством и бизнесом при прямом участии гражданского общества о правилах игры в экономике и, что еще важнее, о «правилах изменения правил». В этом смысле дискуссии, идущие в настоящее время на различных площадках, включая Московский экономический форум, дорогого стоят, поскольку подталкивают трансформацию экономической политики из потока «ордонансов» сверху вниз по госуправленческой вертикали в систему отношений между участниками контракта по поводу выработки и исполнения госрешений, касающихся формирования условий умного ускорения российского хозяйства на основе баланса кратко- и долгосрочных стимулов деловой активности.

Российская версия «коли­чественного смягчения»

Все ждут быстрых результатов, а для этого срочно найти «виновного» в замедлении «исполнения желаний». Многими на эту роль «назначен» Центробанк - слишком уж он «зашорен» в своем антиинфляционном «пыле».

Между тем под напором внешних факторов (вспомним хотя бы сбывающиеся намерения ФРС США трижды в этом году повысить federal funds rate, добавив к этому отодвигающиеся сроки балансирования нефтерынка) валютный курс постепенно выходит на траекторию ослабления.

Призывы к запуску российской версии количественного смягчения (в виде «целевой эмиссии» и т.п.) - решение как минимум неочевидное. Во-первых, оно потребует еще большего ужесточения бюджетной политики. Во-вторых, нетрадиционная денежно-кредитная политика, действительно, позволяет поддерживать экономику на плаву. Но уверенной основы для роста она не создает. В выигрыше оказываются финансовые сектора, в своей динамике все сильнее отрывающиеся от прочей экономики, что умножает риски новых пузырей, схлопывание которых способно обернуться переизданием масштабных хозяйственных спадов.

К середине прошлого года скоростные ограничения движения по одной лишь монетарной колее (их осязание стало много острее благодаря феномену отрицательных доходностей, что уже - не вполне привычная всем рыночная экономика) пробудили к жизни тягу к включению фискальных стимулов и протекционистских мер. Результат известен - трампо­экономика с обещанием «беспрецедентной» фискальной реформы и дерегулирования в финансовой сфере. Последователи появляются и в других частях pax economica.

Наиболее опытные участники мировых финрынков в свою очередь предупредили: не надо пытаться ехать по одной единственной колее. Несбалансированность монетарной и бюджетной политик способна лишь многократно усилить груз сверхлевериджа. Гуру долгового рынка Билл Гросс на днях написал в своем Investment Outlook, что финансовые системы ведущих экономик напоминают «набитый нитроглицерином грузовик на ухабистой дороге». Словом, фискальным стимулам в увязке с другими регулятивными инструментами - да, безудержному росту дефицитов и госдолгов - нет.

На поверку выходит, что монетарно-фискальный маятник (из огня да в полымя) может начать отсчет приближению нового общемирового кризиса. На деле этого никто не хочет. Отсюда и повышенное внимание к балансу стимулов на основе повесток институционально-регулятивных изменений, выстраиваемых вокруг распознанных ограничений национальной конкурентоспособности.

Никита Масленников, руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития