Что заставляет потребителей и производителей верить в светлое будущее
Кому — шок, кому — новые возможности. Отечественный производитель нашел в кризисе свои плюсы. Но потребителю, потерявшему уверенность и в личном благополучии, и в будущем экономическом процветании страны, остается только одно — верить, что правительство что-нибудь да придумает. 

Возвращение линейной логики
В списке грозящих России бед экономический кризис регулярно занимает почетные места -- но впервые за последние пять лет его опасается почти половина населения. Точнее, по данным январского опроса "Левада-центра", 49%. Это все еще меньше, чем в 2009 году (59%), однако и такое признание дорогого стоит в стране, граждане которой всего пару месяцев назад оценивали ближайшее будущее с удивительным оптимизмом. Инфляция разгонялась, национальная валюта обесценивалась (и на конец ноября потеряла более 35% к началу 2014 года) -- но 21% участников опроса, выполненного "Ромиром" для "Индекса экономической надежды" Gallup International/WIN, были убеждены, что 2015-й станет для нашей экономики "годом процветания". Подвоха ждали 27% (годом раньше -- 11% и 54% соответственно). 

Рост оптимизма "вопреки линейной логике", как описал этот процесс президент "Ромира", директор-координатор Gallup International/WIN по Восточной Европе, России и СНГ Андрей Милехин, имеет несколько объяснений. Можно предположить, что население слишком долго ждало кризиса, а "напряженное ожидание угрозы страшнее, чем встреча с ней лицом к лицу". Реальность оказалась не настолько страшной, насколько готов был вообразить, положим, гражданин среднего возраста, переживший начало 1990-х. Еще одна его гипотеза: у части россиян с началом кризиса произошла "внутренняя мобилизация: теперь, по крайней мере, понятно, в какой точке мы оказались и что делать".
Возможны и иные трактовки. 

Например: пока состояние экономики не выводит на первый план физическое выживание, люди руководствуются ценностями более высокого уровня. В 2014 году ими, как отмечал в декабрьском докладе президент партнерства "Новый экономический рост" Михаил Дмитриев, стали "патриотизм и возрождение гордости за новый вес страны на мировой арене" -- своего рода альтернатива другим ценностям самореализации ("модернизационному" их варианту). И динамика компонент индекса потребительской уверенности "Левада-центра" позволяет с высокой вероятностью предполагать, что именно эти ценности притормозили процесс осознания кризиса. 

Внутригодового максимума индекс достиг в мае 2014-го, когда, рассказывает руководитель отдела изучения доходов и потребления "Левада-центра" Марина Красильникова, "мобилизационное воодушевление всех слоев населения обеспечило рост потребительских и финансовых настроений". Но оценки текущего личного материального положения стали последовательно снижаться уже в июне, прогнозы личного благосостояния -- в июле, а вот оценки ситуации в стране в целом на ближайший год, отойдя от майского максимума, долго колебались -- пока в декабре не рухнули почти на 20%.
"Декабрь стал обвальным по показателям потребительских, финансовых, социальных настроений. Произошло стремительное нарастание инфляционных ожиданий: в декабре половина опрошенных говорили, что цены будут расти еще быстрее, хотя в предыдущие месяцы было около 30% таких ответов. Единственный показатель, который снижается не так стремительно, как прочие,-- это индекс ожидания безработицы,-- говорит Красильникова.-- Но говорить, что декабрьский обвал случился неожиданно, совершенно не приходится. До весны 2014 года снижение индексов продолжалось уже несколько лет. Можно считать, что они просто вернулись к той отрицательной тенденции".
Трансляция неуверенности
Потребитель, чьи представления о будущем так резко пошатнулись под влиянием декабрьского валютного кризиса, сейчас еще более несчастен, чем в 2008 году. 

"Перед кризисом 2008 года были очень благоприятные потребительские настроения: в марте 2008 года был зафиксирован абсолютный их максимум за всю историю наблюдений (с середины 1990-х годов),-- отмечает Красильникова.-- В нынешний кризис мы входим в принципиально другой ситуации, когда у людей уже не было денег и потребительский спрос слабел. В смысле потребительских настроений мы из кризиса 2008 года так и не вышли". 

Кроме того, напоминает директор Института анализа предприятий и рынков ВШЭ Андрей Яковлев, "если в 2008-2009 годах добрая половина всех ресурсов антикризисной программы была потрачена на прямые социальные выплаты, на поддержание спроса населения и у той же торговли не было проседания, сейчас ситуация обратная". Реальные располагаемые доходы уже упали на 1% по итогам 2014 года, но спасать их никто не спешит. 

"Мы считаем, что в этом году правительство не будет индексировать социальные выплаты,-- пишет главный экономист Альфа-банка Наталья Орлова.-- Если мы правы и правительство уже размышляет в категориях электорального цикла, то этот год -- хорошая возможность сдержать ожидания роста доходов, чтобы создать позитивный сюрприз в 2018 году". 

Падение реальных доходов населения уже отражается на секторах, работающих с конечным спросом. По данным Sberbank Investment Research, 70% россиян урезали расходы на кафе и рестораны, 63% -- на развлечения и 50% -- на отдых, 60% респондентов сообщили, что пытаются экономить на товарах повседневного потребления. Другие новости для розничной торговли не лучше: в декабре 15% домохозяйств совершили покупки бытовой техники, которые в других условиях были бы сделаны значительно позже, а 20% сформировали продуктовые запасы. И то и другое плохо повлияет на спрос в 2015 году.
Аналитики ждут спада в жилищном строительстве и автомобильной отрасли. Согласно данным департамента социологии Финансового университета при правительстве РФ, число горожан, намеревавшихся в январе 2015-го приобрести недвижимость, уменьшилось по сравнению с ноябрем 2014 года на 18%, лидером по сокращению спроса оказалась Москва (-27%). К январю 2014 года падение спроса на недвижимость в Москве двукратное, утверждает руководитель департамента Алексей Зубец.

"Кризис 2008-2009 годов очень сильно ударил по реальному сектору, задел моногорода и промышленные центры. Текущий ударит по мегаполисам и в основном затронет строительство, торговлю, сектор услуг, финансы,-- полагает Яковлев.-- Промышленность в сегодняшней ситуации пострадает меньше, чем другие сектора. А может быть, где-то даже и выиграет".
Последний рубеж обороны
Опросы компаний показывают, что состояние дел в промышленности как минимум лучше, чем можно было себе представить после декабрьских событий. Хотя, по данным HSBC, индекс PMI в январе второй месяц подряд ниже 50 баллов (сигнал о спаде производства), его масштабы сопоставимы с мартом 2014-го. Росстат фиксирует рост предпринимательской уверенности в обрабатывающих отраслях, хотя баланс оценок и остается отрицательным (-9%). Данные Института экономической политики имени Гайдара (ИЭП) тоже говорят о том, что события середины декабря не стали для промышленности шоком.
Январские данные о фактической динамике выпуска выглядят обычными для начала года и даже оптимистичными на фоне всеобщей паники, отмечает завлабораторией конъюнктурных опросов ИЭП Сергей Цухло.

"Видимо, курсовая политика ЦБ, административные ограничения на закупку импорта, которые вводит правительство, военно-политические сигналы позитивно сказались на оценках промышленностью ограничений на выпуск. Влияние импорта упало, предприятия считают, что в текущих обстоятельствах их продукцию будут покупать больше,-- говорит он.-- Судя по показателям, в краткосрочной перспективе промышленность действительно имеет какие-то плюсы. Явно она получает новые рынки сбыта -- хотя бы у государства".
Правда, девальвация, которая для многих компаний сняла проблему конкуренции с импортом не менее эффективно, чем прямые запреты на импорт, не повлияла на инвестиционные планы. Они, по данным ИЭП, второй месяц подряд остаются на пятилетнем минимуме. Вряд ли проблема в ставке ЦБ, считает Цухло: кредиты далеко не основной источник финансирования инвестиций. Скорее дело в том, что для наращивания текущего выпуска у большинства компаний есть свободные мощности: по опросам ИЭП, 15-17%. И даже если их качество оставляет желать лучшего, в условиях ограниченной конкуренции это не играет большой роли. Кроме того, строительство нового завода -- это минимум год, часто полтора-два. На такую отдаленную перспективу "по-другому влияют наша политика и текущая экономическая ситуация".

"Я думаю, что на год-полтора сейчас никто и не планирует, максимум -- полгода",-- говорит Цухло.
"Девальвация может формировать короткие позитивные ожидания в реальном секторе, но это не сочетается с поддержкой этих ожиданий на уровне долгосрочных стратегий,-- соглашается Яковлев.-- Отток капитала говорит как раз об этом". Кризис 1998 года, вспоминает он, был совсем другим: "После дефолта внешняя среда оказалась в нижней точке, но из этой точки возникло движение вверх... Эффект девальвации привел к тому, что стало выгодно экспортировать, стало выгодно работать на внутренний рынок. В целом политика стала более здравой. В итоге стали формироваться позитивные ожидания. Сам характер дискуссий, поиск возможных моделей развития, который шел в 1999 году, давал понимание, что мы не скатываемся в пропасть, где непонятно, что будет дальше, а думаем о перспективах. И появление Путина -- молодого президента, предложившего долгосрочную программу,-- тогда тоже сыграло в плюс".

"Сейчас,-- продолжает Яковлев,-- я бы не сказал, что политика на что-то осмысленно направлена. У меня ощущение, что реальных долгосрочных стратегий ни у правительства, ни у администрации президента нет. Люди живут совсем короткими периодами, плодят какие-то бумаги -- про 2018 год, про 2020 год. Только эти бумаги заведомо не имеют отношения к реальности". 

Однако вряд ли многие рискнут упрекнуть в этом руководство страны: данные "Левада-центра" показывают, что во время экономических кризисов граждане не склонны сомневаться в компетентности власти. "Это перенесение надежд, перенесение ответственности, отражение ситуации, когда люди расписываются в собственной беспомощности. Люди понимают, что не могут сами справиться с этой ситуацией, но ведь кто-то же должен с этим справиться",-- объясняет Красильникова. И высокодоходные, образованные слои населения, по ее словам, в это время склонны вести себя точно так же, как малообеспеченные: "В структуре их социальных индексов самыми высокими становятся не оценки личного положения и возможностей, а одобрение деятельности президента и правительства. В периоды кризисов патернализм всплывает немедленно. Это было в 2008 году. А сейчас это усилено международным фактором".