Вовсе не ухудшение внешнеторговых показателей, а резкое снижение конечного потребления является главной причиной спада российской экономики. Но те же расходы потребителей при условии проведения адекватной политики могут стать фактором преодоления кризиса. 

До самого конца 2014 года прогнозы относительно динамики российского ВВП в 2015 году держались около нулевой отметки. Оптимисты полагали, что российская экономика сможет повторить «подвиг» 2014 года и, невзирая на неблагоприятные внешние (и политические, и экономические) условия, вырастет на 0,5%. Пессимисты называли в качестве ориентира такой же спад. Ни те, ни другие не утруждали себя какими бы то ни было расчётами, чтобы обосновать собственные заключения. Да это, в общем, было и ни к чему, ведь обе оценки находились, что называется, «в пределах допустимой статистической погрешности». 

С началом 2015 года настроения резко переменились. Оптимисты теперь предрекают снижение ВВП на 3–4%, пессимисты дают оценку спада на 5–6%. Но по-прежнему никто из них не заморачивается хоть какими-то конкретными расчётами на эту тему. В лучшем случае в качестве обоснования «по ходу дела» приводятся расплывчатые рассуждения на тему неизбежного сокращения экспортных поступлений и снижения объёма инвестиций. 

Проблема не в экспорте 

Начнём с экспорта. Действительно, неизбежным представляется снижение долларовой оценки объёмов российского экспорта и импорта в связи со значительным снижением курса рубля по отношению к доллару США. А также в связи с ответными санкциями, введёнными Россией в отношении поставок продовольственных товаров из некоторых особо недружественных стран. Впрочем, сильно переоценивать влияние санкционного фактора не следует. Из 345 млрд долларов российского импорта в 2013 году на долю продовольствия приходилось только 45–50 млрд. Сокращение импорта продовольствия в пять раз (чудовищно смелое предположение) привело бы при прочих равных к снижению объёмов импорта только на 12% с пикового значения 2013 года. А вот падение курса рубля к доллару в два раза (даже с учётом его гипотетического укрепления к лету 2015 года), конечно, окажет весьма негативное влияние на объёмы российского импорта. Так же как на стоимостной оценке (в долларах) российского экспорта (60% которого составляют углеводороды) скажется негативное влияние двукратного снижения цен на нефть. Прогноз объёмов российского экспорта и импорта сделан мною по аналоговой модели, где в качестве «образца» взят период 2008–2009 годов (график 1).

Какое отношение это имеет к реальной динамике российского ВВП? Напомню, что при расчёте ВВП учитывается только «чистый экспорт», то есть сальдо внешней торговли — экспорт за минусом импорта. Определённо в 2015 году сократится и стоимостная оценка чистого экспорта — где-то на 60–70 млрд долларов за год, то есть до уровня значений 2009 и 2005 годов. В масштабе ВВП 2014 года это означает снижение в пределах 0,3%. С учётом возможного значительного снижения долларовой оценки российского ВВП в 2015 году, степень того, как повлияет сокращение чистого экспорта на экономику в целом, можно оценить в пределах всего лишь 0,5% ВВП.
Здесь будет уместно привести следующие данные: после того как в середине нулевых чистый экспорт достиг пиковых значений — 14–16% ВВП, уже в 2007 году он снизился до 10% ВВП и с тех пор пребывает на этом уровне, с незначительными колебаниями в обе стороны (график 2). Эти данные несколько развенчивают миф о сильной экспортной зависимости российской экономики, хотя, конечно, не отменяют того факта, что федеральный бюджет во многом обусловлен поступлениями, связанными с налоговыми отчислениями с внешней экономической деятельности российских компаний — прежде всего, имеются в виду экспортёры энергоресурсов.

Мы даже не будем здесь обсуждать сложные и неоднозначные темы о неочевидной связи между долларовой оценкой чистого экспорта и реальными (физическими) объёмами экспорта и импорта и их участием в оценке ВВП. Просто констатируем: вклад внешнеэкономической деятельности в ВВП в номинальном выражении устойчиво оценивается в 10%, а вклад снижения чистого экспорта в общее сокращение экономики в 2015 году может быть равен 0,5% ВВП. 

В завершение экспортной темы. Повлиять на восстановление мировых цен на нефть правительство России не может. Для этого надо было бы «заставить» российские нефтяные компании снизить добычу и экспорт энергоносителей, причём радикально — процентов на 20–25 за год. А это уже прямой вклад в снижение ВВП. К тому же подобные меры привели бы к потере рынков сбыта, ещё большему снижению экспортных поступлений, радикальному снижению инвестиций в разведку, добычу и транспортировку и коллапсу отрасли. А вот создать благоприятные условия для экспорта в сфере «высоких технологий» российскому правительству вполне по силам. Сегодня на экспорт «высокотехнологичной» продукции приходится около 7% совокупного экспорта. Это совсем немного, но и не так уж мало — 30–40 млрд долларов (напомню, 12–15 лет назад весь российский экспорт едва превышал 100 млрд долларов в год). При минимальной государственной поддержке (прежде всего, организационного и правового характера) высокотехнологичный экспорт уже в 2015 году можно было бы нарастить до 50 млрд долларов, а это уже 15% совокупного экспорта. 

Инвестиции — это уже серьёзнее 

А теперь про инвестиции. Доля инвестиций (вложений в основной капитал) в отношении к стоимостному объёму российского ВВП составляет порядка 20%. В 2012 и 2013 годах — ровно 20%. По предварительным данным за 2014 год — 19%.
В 2005–2007 годах именно инвестиционный рост, а вовсе не чистый экспорт (который снижался в отношении к ВВП) был вторым «главным локомотивом» общего экономического роста. О первом «главном локомотиве» роста мы поговорим чуть позже и намного подробнее. Из 7,5% роста ВВП в 2007 году не менее 3 процентных пунктов — это заслуга роста реальных инвестиций. Из 8% снижения ВВП в 2009 году не менее 3 процентных пунктов — это «заслуга» снижения инвестиций в основной капитал на 16% за год. Из 3,5% ежегодного роста ВВП в 2010–2012 годах около 1,5 процентного пункта приходится опять-таки на долю инвестиций, которые в этот период росли на 6–8% в годовом выражении (график 3).

Снижение инвестиционной активности, так же как и радикальное замедление темпов экономического роста в нашей стране, началось ещё во второй половине 2012 года. И вылилось в отрицательные темпы роста инвестиций (снижение на 1% за год) и снижение темпов роста ВВП до 1,3% уже в 2013 году. При вполне благоприятной международной обстановке и ценах на нефть свыше 110 долларов за баррель. И винить в этом следует исключительно «охранительную» либеральную экономическую политику, при проведении которой задачи стимулирования экономического роста в стране не то что не ставились, даже не обсуждались. Плюс (а правильнее было бы сказать — жирный минус) ухудшение общего инвестиционного климата в России, выразившееся в чудовищно высоких кредитных ставках (при относительно умеренной инфляции 6,5%), усилении налоговых и неналоговых обременений на бизнес (особенно — средний), экспериментах с усечением «малых форматов торговли» и обострении борьбы за здоровый образ жизни (ограничения на легальный табак и алкоголь), традиционно чреватое снижением поступлений акцизов в казну. 

Аналоговая модель (с кальки 2009 года) даёт прогноз по снижению инвестиций в 2015 году на уровне 12% к показателю 2014-го и 15% к 2012 году. Вклад в общее снижение ВВП можно оценить в районе 2,5 процентного пункта. Причём это уже третий год подряд, когда инвестиции будут снижаться. Обречённость этого пессимистичного прогноза на реализацию связана лишь с нежеланием экономических властей предпринять какие-либо действия по не то что бы преодолению, но хотя бы замедлению негативных процессов. Казалось бы, направлений, по которым необходимо простимулировать инвестиционные процессы, — множество. Да, Россия в 2014 году оказалась «во враждебном окружении». И потребность в укреплении обороноспособности страны в считанные месяцы превратилась из параноидальных благопожеланий в насущную необходимость. Чем будем крепить обороноспособность? Лозунгами и петициями? Или всё же инвестициями в военную промышленность, с прицелом на последующую «конверсию» и «двойное назначение». Притом что «двойное назначение» может иметь 80–90% продукции «оборонки». Или пресловутое импортозамещение. Для того чтобы заместить импортную продукцию, необходимо ведь инвестировать в предприятия, которые будут производить замещающие товары. К примеру, для того чтобы решить проблему обеспечения россиян тепличными овощами и зеленью, необходимо увеличить площадь теплиц в три раза. Цена вопроса — 100 млрд рублей за два года. Но у нас в бюджете на 2015 год на всё сельское хозяйство предусмотрено только 50 млрд рублей. И министерство финансов предлагает правительству сократить расходы бюджета еще на 600–700 млрд рублей. За счёт чего? Расходы на армию минимизировать нельзя, социальные траты тоже. Давайте свернём программы по поддержке бизнеса и экономики! 

И вот что интересно, при снижении инвестиций на 2,5% и значительном сокращении промышленного строительства в 2014 году было введено 81 млн кв. метров жилья. Это на 15% больше, чем в 2013-м, когда было построено «только» 70 млн кв. метров, и на тот момент это было лучшим результатом за 25 лет. И вообще 81 млн кв. метров являются абсолютным рекордом ввода жилья за всю послевоенную историю страны. Наверное, в этих 81 млн кв. метров есть пара миллионов «крымских», но это не меняет картину выдающегося роста принципиальным образом. За год было построено более миллиона квартир (и индивидуальных домов). Половина из них — за счёт средств населения. Только прирост жилищного строительства должен был обеспечить почти целый 1% роста ВВП в 2014 году. То есть без этого одного процента роста сводный показатель динамики ВВП ушёл бы в область отрицательных значений уже в 2014 году. Что, жилищное строительство обречено на спад в 2015–2016 годах? И нет никаких возможностей поддержать эту сферу и сделать её плацдармом для возобновления экономического подъёма в стране? Мне представляется, что такие возможности есть, — нет политической воли. В 2009 году тоже были мрачные прогнозы по поводу жилищного строительства, но оно сократилось только на 6% за год. И ещё на 4% в 2010 году. А затем возобновился рост. В 2012 году были превышены пиковые значения 2008 года, а в 2014 году достигнуты те самые рекордные показатели, о которых мы писали выше. 

Ключ к росту — потребительские расходы 

Но это мы всё пока на «мелочах» разминались. Более 50% российского ВВП — это конечное потребление домашних хозяйств. Именно конечное потребление, потребительские рынки являются «главным локомотивом» экономического роста в большинстве значимых стран мира. В США, Канаде и странах Западной Европы — все семь послевоенных десятилетий. В Китае (на который мы с недавних пор смотрим не только с завистью, но и с надеждой) — официально с октября 2013 года, когда на очередном пленуме ЦК КПК был взят курс на построение «среднезажиточного общества». 

Совокупные потребительские расходы населения России в 2014 году, по предварительной оценке Росстата, составили 36 трлн рублей (график 4). Российский ВВП в 2014 году равен 71 трлн рублей. В номинальном выражении потребительские расходы выросли менее чем на 10% по сравнению с 2013 годом. Это второе из минимальных значений номинального роста потребительских расходов за последние 25 лет. Самый низкий показатель был зафиксирован в 2009 году — в пределах 8%. С учётом потребительской инфляции 2014 года (11,4% за год) можно говорить о снижении потребительских расходов в реальном выражении на 1,5% за год. (Ещё более тревожным является радикальное снижение реального потребления товаров повседневного спроса — см. Приложение к данной статье «2014 год: обвал повседневного потребления».) 

В 2006 году номинальный рост расходов населения составил 26%. В 2007 году — 29%. Тогда темпы роста потребительских расходов превышали темпы роста потребительских цен как минимум в два раза. Реальные темпы роста потребления оценивались в фантастически прекрасные 10–12% в годовом выражении, а вклад потребительского сектора в увеличение ВВП составлял 5–6 процентных пунктов из 7–8% реального роста ВВП.

Внимательный читатель мог бы заметить, что суммарный вклад инвестиций и потребительского сектора в рост ВВП в 2007 году существенно превысил финальные показатели роста ВВП (8%). Это произошло потому, что в 2007 году резко сократился чистый экспорт (в отношении к ВВП — см. график 2) и вклад внешнеэкономической деятельности в общий экономический рост был отрицательным. 

Даже в кризисном 2009 году номинальные расходы населения выросли почти на 8% по сравнению с 2008 годом. При инфляции потребительского рынка в районе 9% в 2009 году можно говорить о снижении реальных объёмов конечного потребления домохозяйствами в пределах 1%. Так что вклад потребительского сектора в снижение ВВП в 2009 году оказался минимальным — в пределах 0,5%, в то время как чистый экспорт сократился на 1,5% ВВП, а упавшие на 16% инвестиции снизили ВВП на 3,5%. 

В 2010–2012 годах потребительские расходы в России росли на 11–12% в год в номинальном выражении. С поправкой на потребительскую инфляцию (около 7% в год) можно говорить о росте реального потребления на 4–4,5% в год. Этот рост потребительского рынка обеспечивал как минимум 2 процентных пункта ежегодного прироста ВВП из общих 3,5–4%. 

Казалось бы, если есть фактор, на долю которого приходится более половины общего результата (роста или падения), то озаботиться его «нормализацией» следовало бы в первую очередь. Не тут-то было! И в «тучные годы» (2001–2008), и в «скудные» (2013–2014) конечное потребление, развитие потребительских рынков были и остаются на периферии внимания высоких экономических начальников. 

Ультралиберальная экономическая теория гласит, что конечное потребление неподвластно никакому внешнему регулированию, потому как субъекты (в нашем случае это более 50 млн российских домашних хозяйств) действуют автономно и независимо, принимая решения о расходах на основе имеющейся у них («совершенной»!) информации, опираясь на свои ресурсы и руководствуясь своими вкусами и предпочтениями. Не вдаваясь в теоретическую дискуссию о применимости к условиям современной России постулатов научной концепции, разработанной более полувека назад для принципиально иной экономической модели, остановлюсь на ключевых нестыковках. 

50% российской экономики находится под прямым или косвенным государственным контролем. Здесь не время и не место обсуждать, хорошо это или худо. Это так. Соответственно не менее половины (а в реальности — так и все три четверти) доходов населения формируются если не непосредственно государством, то уж под большим государственным влиянием — это точно. И когда в 2009 году, в самый разгар экономического кризиса, государство (правительство) пошло на смелый шаг по индексации пенсий и заработных плат в бюджетном секторе, это стало одной из лучших антикризисных мер, обеспечивших возвращение к экономическому росту уже в следующем 2010 году. К росту, как видится сегодня, фантастическими темпами 3,5–4% годовых.
К ресурсам населения в экономически развитых странах относится, помимо прочего, «доступность кредита». Конечно, в России пока ещё сфера потребительского кредитования развита не так сильно, как на Западе. Однако быстрый (возможно, даже чересчур быстрый) прогресс в этой сфере очевиден (график 5).

За четыре года отношение объёма задолженности по потребительским кредитам к совокупным расходам населения в России выросло с 17% в 2010 году до 31,4% в 2014 году. В США и Западной Европе аналогичное соотношение близко к 100%. Но там более половины задолженности приходится на долю ипотеки под 2–4% годовых и около трети — на долю автокредитов по цене 3–5% годовых. А «дорогие» (по 12–24%) «карточные» кредиты составляют менее 15% совокупной задолженности. У нас же на долю кредитов на покупку бытовой техники и «повседневные нужды» (по 24–60% годовых) приходится почти половина всей задолженности населения. 

В 2005–2007 годах прирост потребительского кредитования на триллион рублей в год обеспечивал расширение «доступных ресурсов» домохозяйств на 5–7% в год и увеличивал потребительские расходы на 7–9% в год в номинальном выражении. В 2009 году произошло сокращение потребительского кредитования (задолженность по потребительским кредитам снизилась за год примерно на 0,5 трлн рублей), что уменьшило «располагаемые доходы» населения примерно на 2%. Как мы помним, в том году произошло снижение реальных потребительских расходов на 1%. 

В 2011–2013 годах расширение потребительского кредитования обеспечивало номинальный рост совокупных потребительских расходов на 5–7% в год. В 2015 году по «аналоговой модели» должно произойти очередное сжатие потребительского кредитования и сокращение «располагаемых доходов» в пределах 1% в номинальном выражении. 

Всё, что касается темы кредитования, особенно потребительского, даже в странах, на словах приверженных либеральным экономическим моделям, находится под плотным контролем и регулированием государства. Смешно ожидать, что в России может быть иначе. Ещё в сентябре 2013 года Центробанк России получил полномочия мегарегулятора всего финансового рынка, включая банки и страховые компании, микрофинансовые организации, рейтинговые агентства, ломбарды и т.д. Через регулирование ключевых ставок, через нормативные требования, через прямые указания он может оказывать практически неограниченное влияние на всех участников рынка. На долю Сбербанка (как бы ни именовался де-юре, де-факто он будет главным государственным банком страны ещё не один десяток лет) приходится более 50% потребительских кредитов. Так что развитие потребительского кредитования почти полностью зависит от проводимой правительством и Центральным банком экономической политики. 

Настрой потребителей — функция правительства 

Наконец (и это давно уже вошло в учебники по экономической теории, правда, не ультралиберальные, и нобелевские премии за разработку этих тем вручались не раз), потребительская активность населения зависит не только и даже не столько от наличия средств. Она зависит от психологической оценки имеющихся ресурсов и возможностей, а также от настроений потребителей в момент принятия решений. Простой пример: у домохозяйства (семьи) есть миллион рублей в банке на депозите. В зависимости от того, в качестве чего рассматриваются эти деньги, они могут играть различные роли в краткосрочном периоде. Одно дело, если этот миллион семья рассматривает в качестве «заначки» для совершения какой-то крупной покупки, например, автомобиля. В этом случае высока вероятность «распечатывания кубышки» и увеличения потребления в текущем году. Совсем иное дело, если этот миллион рассматривается в качестве «неприкосновенного запаса» на случай возникновения каких-то непредвиденных расходов или потери работы — с перспективой дальнейшего превращения его (через много или не очень лет) в «дополнительную пенсию». Тогда, с большой долей вероятности, этот депозит не только не будет закрыт, но и по возможности пополнен за счёт текущего потребления. И таким образом, наличие банковского депозита и стратегии долгосрочного сбережения будут угнетающе действовать на текущее потребление. Для того чтобы убедиться, что пример не такой уж и абстрактный, обратимся к графику 6.

На протяжении восьми лет (2005–2013 гг.) депозиты населения росли темпами, опережающими инфляцию, рост номинальных денежных доходов и рост потребительских расходов населения. Так было даже в 2009 году, когда после непродолжительной и неглубокой паники конца осени 2008-го доверие населения к банковской системе было восстановлено, и на фоне снижения реальных потребительских расходов на 1% и их номинального роста на 8% за год банковские сбережения населения выросли на 27%. 

Это означает, что в тот период граждане (по крайней мере, обеспеченная часть населения) активно формировали для себя «подушку финансовой безопасности». Что оказывало сдерживающий эффект на рост текущего потребления. В 2014 году сберегательный процесс (прирост вкладов в банках) прекратился. Не должно быть иллюзий: тот номинальный рост на 1,85 трлн рублей за год (+11%), который можно видеть на графике 6, получен целиком и полностью, и даже с лихвой, за счёт переоценки долларовых (и в прочих иностранных валютах) депозитов. 

Более того, переоценка эта должна была бы дать рублёвый прирост на два с лишним триллиона рублей. Так что, скорее всего, произошло 10–12-процентное сокращение объёмов валютных вкладов. А рублёвые просто не выросли. Хотя только проценты по ним должны были бы составить 700–800 млрд рублей за год. Значит, проценты не были капитализированы, как это происходило в предыдущие годы, а были изъяты и пополнили наличный денежный запас населения, который только за 2014 год увеличился на несколько триллионов рублей. Часть из них была осенью 2014 года переведена в доллары и евро, что сформировало дополнительный спрос на наличную иностранную валюту в объёме 20–30 млрд в пересчёте на доллары США. И этот дополнительный спрос сыграл далеко не последнюю роль в обвале курса рубля по отношению к доллару и евро. Так что «располагаемые активы» населения России в 2014 году пополнились дополнительным количеством рублей, долларов и евро. 

На что будут потрачены эти дополнительные ресурсы? Будут ли они вообще потрачены или, как это уже было в 2009 году, вернутся в банки в виде депозитов? Ответы на эти вопросы во многом зависят от того, какие сигналы будут посылаться потребителям другими экономическими субъектами. В первую очередь — «расширенным правительством». Одно дело, если это будут успокаивающие и мотивирующие сигналы о том, что «мироздание не рухнуло», «жизнь продолжается», рациональное потребление товаров и услуг есть неотъемлемая и важная (а зачастую и весьма приятная) часть повседневной жизни. Большинство товаров и услуг призваны удовлетворять вполне обоснованные потребности и создавать определённый комфорт, обеспечивать уровень и качество жизни. 

Совсем другое дело, если последуют тревожные сигналы в стилистике «Родина в опасности», «не время для баловства», «завтра может быть хуже, чем вчера», «на дворе кризис», «от всего избыточного надо отказаться», «потуже затянем пояса, товарищи», «будем на всём экономить». Ещё в 2007 году к нам с Запада (как большинство вредных идей) пришла идея «перепотребления». Дескать, слишком много россияне потребляют, это нерационально, вредно для экологии и фигуры, несправедливо по отношению к Индии и Африке и… бла-бла-бла... В 2009 году тема «перепотребления» как-то скисла, но к концу 2014-го возникла снова. Причём в редакции тотального конца «эпохи потребления», если не во всемирном масштабе, то уж в отдельно взятой стране площадью в одну восьмую часть суши точно. 

Экономику вытянет середняк 

Вести дальнейшие рассуждения в обобщениях на уровне «население России», «сбережения населения», «совокупная задолженность по кредитам» не представляется продуктивным. Население — оно очень разное, и с точки зрения ресурсов и потребительских расходов состоит как минимум из пяти групп, о которых мы сейчас и поговорим. 

Совокупные доходы населения России в 2014 году Росстат оценивает в 48 трлн рублей. Это ровно по 4 трлн рублей в среднем за месяц. 27 тыс. 400 рублей на одного человека, или 82 тыс. рублей на семью из трёх человек. Это в среднем. И это — валовые доходы. Из них ещё нужно вычесть обязательные платежи (налоги) и взносы. Это в среднем 12% вычетов в 2014 году. Получим располагаемые доходы в среднем размере 72 тыс. рублей на одно домохозяйство в месяц. Из располагаемых расходов надо вычесть сбережения во всех формах, включая банковские депозиты, покупку иностранной валюты, приобретение акций и недвижимости и т.п. Это 14% от располагаемых (или 12,5% от общих) доходов по факту 2014 года. И остаётся 62 тыс. рублей потребительских расходов в месяц на семью из трёх человек, или 20 тыс. 670 рублей на одного человека. А совокупно — три триллиона в месяц, или 36 трлн рублей потребительских расходов в 2014 году. Далее мы будем говорить о валовых доходах и потребительских расходах каждой группы (график 7).

Начнём с богатых. В 2012 году Росгосстрах делал оценку количества обеспеченных семей в России. Согласно расчётам, семейный доход свыше 6 млн рублей (или 200 тыс. долларов) в год имели 470 тыс. российских домохозяйств. Это менее 1% от общего числа российских семей (домохозяйств). По другим оценкам, около 250 тыс. россиян (семей) имеют активы, превышающие миллион долларов. Оставляя за скобками тот факт, что активы и текущие доходы — это не одно и то же, заметим, что в данном случае речь идёт о менее чем 0,5% российских семей. Остановимся на 1%. По различным оценкам, на долю этого 1% богатых семей приходится 10–12% всех совокупных доходов населения России, как и в других странах (США, Бразилия, Китай, Индия) с очень высоким уровнем расслоения по доходам. То есть ежемесячный доход этой группы населения в 2014 году составлял 400–480 млрд рублей. Средний доход на одного представителя группы — 300 тыс. рублей в месяц. Поскольку богатые в нашей стране платят те же (если не меньшие) налоги, что и среднеобеспеченные граждане, средний процент вычетов на обязательные платежи вряд ли превышает 10–12%. А вот на сбережения в различных формах (включая приобретение недвижимости за границей) может уходить до 40% доходов. Кстати из 18 трлн рублей банковских сбережений, по различным экспертным оценкам, около 40% принадлежит именно богатым россиянам. В настоящее время в российских банках открыто более одного миллиона депозитов на сумму свыше одного миллиона рублей каждый. Общий объём средств на этих депозитах оценивается в 7 трлн рублей. И эти 7 трлн на депозитах должны были только в 2014 году принести своим владельцам 500–700 млрд рублей дохода в виде процентов по вкладам. Кстати, не облагаемым налогом в пределах обозначенной ЦБ максимальной ставки. Проценты по вкладам в банках принесли 1% богатых 11–12% всех доходов. 

Так что общий объём потребительских расходов богатых россиян в 2014 году может быть оценён в 200–240 млрд рублей в месяц, или в 150 тыс. рублей на человека в месяц. Это примерно 7–8% от общих ежемесячных потребительских расходов населения России. Может ли сократиться потребление со стороны богатых? Маловероятно. Даже в случае существенного уменьшения доходов (что тоже весьма маловероятно) будет урезана доля сбережений. Мы уже в 2014 году слышали стенания зарубежных риелторов по поводу того, что русские стали меньше покупать недвижимости в Лондоне и на Лазурном берегу. А вот продажи «мерседесов» и «лексусов» в России в 2014 году выросли на 11% и 21%, соответственно. 

По оценкам Росстата, в 2014 году в России 7–8% населения имели доходы, превышающие 60 тыс. рублей в месяц в расчёте на одного человека. Более подробной информации о доходах самой обеспеченной части россиян Росстат не даёт. На долю этих 7–8% приходилось 26–28% совокупных доходов населения страны (Росстат стабильно оценивает доходы 10% самых обеспеченных граждан в 31–33% от общего объёма доходов населения). О самом верхнем 1% мы только что подробно поговорили. Остаются 6–7% (кроме верхнего 1%), на долю которых приходится около 16–17% совокупных доходов. Это 640–680 млрд рублей в месяц в 2014 году, в среднем по 70 тыс. рублей на человека, или по 200 тыс. рублей в месяц на семью из трёх человек. Назовём эту группу «верхний средний класс». К ней в России сегодня можно отнести 9–10 млн человек, или 3–3,5 млн семей. Минус 12% налогов и сборов. Минус ещё 20–25% (норма сбережений). Кстати, на долю верхнего среднего класса приходится от четверти до трети всех сбережений населения России – только банковских депозитов в среднем по 1,5–2 млн рублей на семью. И эти депозиты приносят около 500 млрд рублей процентных доходов в год, что составляет около 6% совокупных денежных доходов верхнего среднего класса. 

Таким образом, остаётся 440–470 млрд рублей в месяц потребительских расходов — 15–16% от совокупного объёма потребительских расходов населения России. Может ли сократиться потребление со стороны верхнего среднего класса? Да запросто! Только на приобретение автомобилей (по миллиону штук в год) эта группа тратила до триллиона рублей ежегодно. Траты на покупку автомобилей составляли почти пятую часть годовых потребительских расходов этой группы. Половина автомобилей приобреталась в кредит. Существенное сокращение объёмов автокредитования (практически неизбежное в суровых реалиях 2015 года) может привести к двукратному, если не более, снижению спроса на новые автомобили со стороны этой группы потребителей. Также весьма значительно может сократиться потребление по статьям: развлечения, отдых, досуг, путешествия. А вот снижение повседневного потребления (продукты питания и товары повседневного обихода) у верхней части среднего класса маловероятны. В 2010–2014 годах на долю этих товаров приходилось не более 30–35% совокупных расходов верхнего среднего класса. В крайнем случае произойдёт увеличение доли расходов на повседневные нужды до 40–45%. 

Четверть населения страны (по оценке Росстата) имела в 2014 году доход в пределах от 80 до 180 тыс. рублей в месяц на семью из трёх человек (27–60 тыс. рублей на человека). Грубо говоря, от одного до двух миллионов рублей в год на домохозяйство. Совокупный доход этой группы (назовем её «нижний средний класс») в 2014 году составил 17,5 трлн рублей. Это 36,5% от совокупного дохода всего населения страны. Средний доход – 40 тыс. на человека в месяц. Минус 12% налогов и сборов. Минус 12% сбережений. На долю нижнего среднего класса приходится около четверти всех банковских сбережений населения России, в среднем по 300 тыс. рублей на одно домохозяйство. Но если исключить тех, у кого сбережений вовсе нет или они незначительны (менее 100 тыс. рублей), то получится, что средний размер сбережений нижнего среднего класса (у кого они есть) составляет 600–800 тыс. рублей на семью. В 2014 году банковские депозиты принесли нижнему среднему классу 350–400 млрд рублей в виде процентных доходов, что составляет всего 2–2,25% от общего объёма денежных доходов этой группы населения. 

Остаётся 30 тыс. рублей потребительских расходов в месяц на человека, или в целом 1,1 трлн рублей общих потребительских расходов нижнего среднего класса в месяц — 36,5% от общего объёма потребительских расходов в стране. Может ли нижний средний класс сократить своё потребление? Теоретически, наверное, да. Но это будет очень плохо для экономики нашей страны. На авторынке нижний средний класс предъявляет спрос на миллион новых автомобилей в год из бюджетного сегмента. Те семьи, которые приобретают новые автомобили, делают это в среднем раз в пять лет. Куда реже? Отдыхают семьи нижнего класса в Египте, Турции, на Украине (до 2014 года), в Краснодарском крае и у себя на даче. На продукты питания и товары повседневного спроса тратят до 50% своих денег — на питание тратится в среднем 30 тыс. рублей в месяц на семью. Сократить расходы (да ещё в условиях 15% продуктовой инфляции) можно только за счёт значительного сокращения потребления и ухудшения структуры питания. Кому это надо? Может, имеет смысл подумать о том, как обеспечить этой группе потребителей доступ к «нормальным» потребительским кредитам (прежде всего автомобильным) и действительно доступному арендному жилью и/или адекватной ипотеке. И тем самым решить задачу по расширению располагаемых ресурсов таких семей. 

Треть населения (по данным Росстата) — 48–49 млн человек — имеют доходы от 14 до 27 тыс. рублей в месяц на человека, от полумиллиона до миллиона рублей в год на семью из трёх человек. Средний доход — 20 тыс. рублей на человека в месяц. Дабы никого не обижать, назовем эту доходную группу «ниже среднего». Её совокупный доход составил в 2014 году около 11,5 трлн рублей. В среднем за месяц — чуть менее триллиона. Это 24% от совокупных доходов населения. Сбережения у этой группы практически отсутствуют. По крайней мере, на уровне приростов и в масштабе всей группы. Из 18 трлн рублей банковских депозитов на долю этой группы приходится менее 7%. Процентные доходы от этих депозитов в 2014 году не превысили и 100 млрд рублей, что составляет менее 1% от общего денежного дохода группы «ниже среднего». Поскольку в группе уже довольно много получателей социальных трансфертов, то средний уровень налогообложения не превышает 10% от дохода. 

Объём потребления группы «ниже среднего» — 860–880 млрд рублей в месяц. Это 28–29% от совокупного потребления. Сокращение потребления в этой группе будет означать значительное падение уровня и качества жизни. А ведь эту группу совсем недавно (после 2009 года) удалось вывести из «зоны бедности». Надо ли её туда возвращать? Может, лучше предпринять усилия для того, чтобы избавить многих из «ниже среднего» от кредитной зависимости от займов на «всякую мелочь», опрометчиво взятых в период потребительского оптимизма под грабительские проценты? Две трети семей группы «ниже среднего» имеют задолженность по «бытовым» кредитам на 300–500 тыс. рублей, что превышает полугодовой доход этих семей. И проблема потихоньку приобретает масштаб социального бедствия. 

Наконец, ещё треть населения (почти 50 млн человек) в 2014 году имела (по данным Росстата) доходы менее 14 тыс. рублей в месяц на человека, или менее полумиллиона рублей на семью из трёх человек в год. Мы не будем вдаваться в подробности и выделять внутри этой группы подгруппу «очень бедных», чьи доходы не превышают даже прожиточного минимума 8200 рублей в месяц на человека. Просто назовём эту группу «бедные». На долю всей этой группы приходится только 10–11% от совокупных доходов населения страны, 400–440 млрд рублей в месяц. Поскольку в группе высока доля получателей трансфертов, налоговый вычет в доходах бедных не превышает 5–6%. 

У бедных не только нет прироста сбережений, но и имеет место эффект «отрицательных сбережений», проявляющийся либо в сокращении сбережений (у тех, у кого они ещё оставались), либо в нарастании задолженности по кредитам и займам. Соответственно, потребление в этой группе может даже совпадать с номинальным доходом, составляя 390–420 млрд рублей в месяц, или 13–14% совокупных потребительских расходов. Уровень потребления в этой группе не может снижаться (по крайней мере, в мирное время), поскольку половина этих семей и так живут весьма аскетично, находясь ниже прожиточного минимума. Это уже вопрос не экономической, а скорее социальной и гуманитарной политики. 

В предыдущие годы внимание общества и СМИ было сосредоточено на верхней части среднего класса, составляющего от силы 7% населения страны. А ещё точнее — на очень небольшой (2–3% населения), но очень шумной подгруппе, которую адепты именовали «креативным классом», а скептики — «креаклами». Возможно, именно в этой группе и имело место пресловутое «перепотребление». И быть может, теперь имеет смысл сосредоточиться на нижней части среднего класса (25% населения) и группе «ниже среднего» (33% населения). Ведь на долю этих двух групп приходится 58% населения страны, 60% совокупных доходов и 64% совокупных потребительских расходов. И у этих групп есть хороший потенциал для сбалансированного и весьма здорового роста реального потребления, в том числе и в первую очередь — отечественной продукции. Роста, который может стать платформой для возобновления общего экономического развития в нашей стране. 

Игорь Березин