В уходящем году внешняя политика доминировала над внутренней 

Уходящий год продолжил тренд предыдущих двух лет, когда внешняя политика во многом доминировала над внутренней. Наши оппоненты вне и внутри страны нередко утверждают, что власть, дескать, сознательно переключает внимание с внутренних политических и социальных тем на международные. Но этот тезис опровергается фактами. Во-первых, опросы россиян подтверждают, что их, как и в прежние годы, более всего волнуют социально-экономические проблемы - общее положение дел в экономике, рост цен, уровень жизни. 

Во-вторых, внешнеполитическая повестка в 2015 году была столь громкой, что просто не могла не оказаться в центре внимания россиян.
По данным актуального опроса Ромир, при ответе на вопрос о событии года для России по 21% опрошенных назвали военную операцию в Сирии, катастрофу российского самолета в Египте и празднование 70-летия Победы в Великой Отечественной войне. Каждый десятый упомянул конфликт с Украиной, 9% - девальвацию рубля, а 8% - конфликт с Турцией. Европейские санкции против России беспокоили 5% россиян.
Здесь нет никакого противоречия между ключевыми темами, которые волнуют россиян, и событиями года, среди которых большинство происходило вне страны. Прежде всего люди прекрасно понимают взаимосвязь между этими явлениями. 

Очевидно, что девальвация национальной валюты во многом связана с обрушением глобальных цен на нефть, в связи с чем еще острее, чем в прежние годы, встал вопрос о необходимости срочно преодолевать "газонефтяное проклятие" российской экономики. Санкции Запада в этом смысле сыграли гораздо меньшую роль, но тоже заставили всерьез задуматься о географической диверсификации внешнеэкономических связей, стимулируя нашу активность в азиатском регионе. Не исключено, что тема санкций будет постепенно ослабевать - в том числе и под давлением группы "реалистов" на самом Западе (хотя делать ставку на это я бы поостерегся). 

Однако ключевые выводы в отношении надежности партнеров в Европе и Америке, конечно же, уже сделаны на всех уровнях принятия решений, как во власти, так и в бизнесе.
Возможно, в какой-то мере мы оказались не совсем готовы к тому, что в международных отношениях будут столь явно доминировать политические и идеалистические, а не экономические и прагматические мотивы. Я вовсе не имею в виду еще один популярный у наших оппонентов тезис, что, мол, Москва кардинально просчиталась с оценкой решимости ЕС выступить против нее в украинских делах вопреки собственной экономической выгоде. 

Если вспомнить очередность событий и их причинно-следственную связь, можно сказать, что все обстоит как раз ровно наоборот: именно нынешние "санкционеры", авторы проекта ассоциации Украины с ЕС, выстроенного строго в духе якобы давно отвергнутой логики "сфер влияния", были твердо уверены, что Россия не станет действовать против своих прямых экономических интересов, ссориться с самыми богатыми странами мира и с крупнейшими покупателями своих экспортных товаров. Точно так же, как наверняка не думали турецкие власти, отдавая 25 ноября приказ сбить наш Су-24, что Россия рискнет пожертвовать выросшим за последние годы экономическим потенциалом двусторонних связей. 

Однако все те, кто говорит о якобы преувеличенной реакции России на "удар в спину" со стороны Турции, на мой взгляд, не в полной мере отдают себе отчет в том, что на самом деле произошло. А произошло то, что впервые авиация государства НАТО сбила военный самолет России без достаточных на то оснований. У руководства НАТО был прекрасный шанс перевести ситуацию в менее опасное русло узкого российско-турецкого формата, однако в альянсе предпочли хотя и аккуратно, но фактически встать на сторону Турции. Выходит, наш самолет сбило НАТО, а не зарвавшееся турецкое руководство? 

В итоге вместо трагического инцидента, который можно было бы решить дипломатическими средствами, мы получили событие калибра Карибского кризиса.
Другое важнейшее и, увы, тоже трагическое событие года связано с падением 31 октября еще одного российского самолета - на этот раз пассажирского A321 компании "Когалымавиа", выполнявшего рейс из Шарм-эш-Шейха. За месяц до этого Россия вступила в войну в Сирии и нанесла авиаудары по позициям так называемого "Исламского государства", что само по себе стало одной из ключевых тем 2015 года. Ведь решительное, эффективное и, я бы сказал, эффектное вмешательство России в "странную войну", которая там шла до той поры (когда под лозунгом борьбы с терроризмом различные игроки решали там собственные, столь же различные задачи), резко поменяло всю конфигурацию, заставив многих определяться, с кем они там на самом деле воюют. 

Этому немало "поспособствовали" и сами экстремисты, организовав целый ряд терактов во всем мире, в числе которых - атака в самое сердце европейской цивилизации - Париж.
К сожалению, собрать воедино глобальный антитеррористический фронт, как это предлагал президент России В.В. Путин с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН, до сих пор не получается - разница интересов и целей по-прежнему существует. Но актуальность и очевидность угрозы, похоже, не оставляет человечеству выбора. И это понимание - хотя и с трудом - пробивает себе дорогу в умах многих политиков и на Западе, и на Востоке. 

Основным препятствием тому остается другой "фронт" - западный, собранный под знамена борьбы с "российской агрессией". В этом году мы продолжали слышать о том, что именно действия России сплотили ЕС, укрепили трансатлантические связи и вдохнули новую жизнь в прозябавший доселе без дела альянс НАТО. Но уже то, как часто об этом говорили последние два года, невольно наводит на мысль: а не было ли это не следствием той самой пресловутой "российской агрессии", а причиной, ради которой спровоцировали Россию, использовав украинские события как детонатор?
Ведь из тезиса "Россия сплотила Запад" вытекает два важных вывода: во-первых, налицо прямая связь между восприятием действий России общественностью Запада и достижением основной цели - единением вокруг его структур. 

То есть, проще говоря, - сработало. Во-вторых, сплочение Запада само по себе является важнейшей задачей, и до недавнего времени ее достичь не удавалось. Но по определенным причинам оно стало настоятельно необходимым. По каким же причинам? Просто потому, что трансатлантические связи ослабли, а число евроскептиков выросло?
Думаю, есть смысл от сугубо политических и идеологических аспектов опять вернуться к экономическим. Если, в частности, вспомнить, что именно было центральным для самого Запада и его лидера - США - в уходящем году, то, вполне возможно, будет найдена и отгадка. 

Напомню в связи с этим еще об одном событии 2015 г., которое остается несколько в тени прочих, более громких. В октябре в Берлине прошла мощнейшая демонстрация, в которой приняли участие, по некоторым данным, почти четверть миллиона человек. Как ни странно, это были вовсе не противники массовой миграции, хотя именно эта тема названа N 1 в Германии и в ЕС. Но на улицы мощнейшей страны еврозоны вышли сотни тысяч противников Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP), договор о котором Евросоюз и США собираются подписать в ближайшее время. Мнения по поводу целесообразности этого проекта в Европе по-прежнему неоднозначны, но, как представляется, не будь того самого "сплочения против российской агрессии" и сокрушительного удара по политическим и экономическим связям между ЕС и Россией, сопротивление этим планам было бы намного сильнее.

Чтобы понимать значимость TTIP, прежде всего для США, надо вспомнить, что этот проект реализуется параллельно с другой аналогичной инициативой, но в другом регионе: 5 октября завершились десятилетние переговоры о создании Транстихоокеанского партнерства, которое должно объединить страны, представляющие треть мирового ВВП.
Таким образом, мы имеем дело с попыткой кардинальной перестройки глобальной экономики, последствия которой скажутся на большинстве государств мира. Вполне возможно, что грандиозный масштаб этих планов делает нынешний конфликт между Россией и ЕС (и тем более украинские события) лишь эпизодом в их реализации. 

Не буду утверждать наверняка, но, как представляется, связь между этими событиями просматривается.
А потому не могу не отметить, что очень своевременным и важным стало открывавшее 2015-й год событие, напрямую связанное с интеграционным проектом уже с российским участием: 1 января 2015 года начал функционировать Евразийский экономический союз (ЕАЭС), на следующий день к нему подключилась Армения, а в мае - Киргизия.
Что не менее важно - в мае же лидеры России и Китая В.В. Путин и Си Цзиньпин подписали совместное заявление о сотрудничестве по сопряжению строительства ЕАЭС и экономического пояса Шелкового пути. Конечно, мы пока в самом начале пути, и проекты эти весьма и весьма различны. 

Но принципиально то, что главы государств договорились, что называется, "на берегу", до того как обе концепции стали конкурировать или сталкиваться друг с другом. Кардинальные перемены в мировой экономической конфигурации делают такое взаимодействие необходимым и полезным для обеих стран, и потенциального конфликта интересов можно избежать, если на то есть воля политического руководства обоих государств, - а она есть.
В заключение хотел бы вспомнить еще одно важнейшее событие 2015 года со знаком "плюс", которое состоялось в июле в Вене, когда Иран и шестерка международных посредников достигли всеобъемлющих договоренностей по ядерной программе. 

Этот факт важен не столько даже достижением трудного успеха в отношении собственно ядерной программы Тегерана - хотя и это весьма значимо, если вспомнить, например, с каким мощным внутриполитическим сопротивлением столкнулась администрация Обамы, упорно отстаивавшая свою твердую позицию в этом вопросе. 

Но сегодня именно этот несомненный успех международной дипломатии многие вспоминают, когда ищут в происходящем вокруг хаосе и общем росте напряженности какие-то поводы для оптимизма. Ведь смогли же договориться три непростых мировых игрока: Запад, Россия и Иран? Почему бы им и другим мировым и региональным акторам не договориться и по общему противостоянию очевидному злу в лице международного терроризма? Россия свое предложение сделала, ответ - за другими. 

Константин Косачев, председатель Комитета Совета Федерации по международным делам